— Не считай меня дураком! — огрызнулся Юран. — Я видел результаты вашей боли. Украденные люди. Сгоревшие деревни. Обезглавленные трупы. Сожженные чтецы и гласы. Ты обращался с моими людьми с такой жестокостью, какую никогда не проявлял Конкорд.

Лицо Ренсаарка стало жестким.

— Потому что ты игнорировал наших послов и наши мольбы о переговорах.

— А какой у меня был выбор? Мы с вами воюем. Атреска — часть Конкорда. Консул запретил мне с вами разговаривать.

— Ну так его сейчас здесь нет! — прорычал Ренсаарк. — И я говорю с тобой как с атресцем. Конкорд необходимо остановить. Неумеренное расширение его территорий угрожает нам всем. Если Цард не устоит, куда они обратят свои взоры потом? На Сирран? На Карк?

— Ты видишь только военную сторону, — ответил Юран, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Да, мне не нравится, что Атреска оказалась на линии фронта, но если Цард будет побежден, я стану ближе к сердцу Конкорда. А это сердце бьется в мире, богатстве и безопасности для граждан. Никто в Фаскаре, Карадуке или Бакире не беспокоится, что грабители придут сжигать их посевы. Хоть я и сражался против Конкорда десять лет назад, но наше вхождение в него принесло моей стране зачатки стабильности, которой мы не знали прежде. Стабильности, которую затем стал подрывать Цард.

— Потому что Эстория пожелала превратить ваши границы в новое поле битвы, — парировал Ренсаарк. — Вопреки желаниям многих твоих людей и против воли Царда. И где сейчас эта начальная стабильность? Она погибла в самом зародыше. И где сейчас эта безопасность, когда ваши армии, ведущие кампанию, разгромлены? Как ты думаешь, где произойдет следующее сражение?

Юран опустил взгляд. Ренсаарк был прав. На самом деле время мирной жизни оказалось таким кратким!

— Твоим людям действительно пошло на пользу присоединение к Конкорду? Их веру — нашу веру — подавляют. Их так сильно облагают налогами, что они едва могут прокормиться, а юношей и девушек забирают в легионы. И все ради чего? Чтобы потешить Адвоката, эту самовлюбленную дамочку, которой захотелось править самой крупной империей, какую только знал мир. Это ее личные амбиции.

Юран покачал головой.

— Нет. Ты никогда с ней не встречался. А я встречался. И, несмотря на все ее недостатки и слепоту, она искренне желает обеспечить мир и спокойствие своим гражданам. Она понимает, что для достижения этой цели необходима война.

— Как понимает и то, что необходимо подчинить покоренные территории, — подхватил Ренсаарк. — Маршал, я знаю твои желания. И я знаю, что они совпадают с волей твоего народа. Я разговаривал с ними. По всей твоей стране есть поселения, которые подняли флаг независимости. Мы не желаем тебе зла. Мы просто хотим вернуть тебе то, чего ты жаждешь. Свободу править твоим собственным народом.

Юран посмотрел в суровое лицо Ренсаарка. Сентор затронул самую суть его устремлений и прекрасно это понимал.

— Больше тридцати тысяч воинов идут на Харог, — добавил Ренсаарк. — У нас нет желания проливать кровь жителей Атрески. Помоги нам. Помоги Царду восстановить естественное равновесие в мире. Помоги нам сломить Конкорд.

— Это очень трудно. — Юран вздохнул и потер ладонями лицо. — Мне нужно время, чтобы подумать.

— Тебе не нужно думать ни о чем, кроме того, как защитить твой народ, как уберечь людей от разрушительной войны, которая не должна идти на их земле. Но она будет здесь идти, если ты сейчас мне откажешь. Мои генералы не желают ждать и спорить.

— Ты должен дать мне время, — повторил Юран.

Его сердце отчаянно колотилось. Казалось, будто череп разрывается пополам. Головная боль становилась сильнее. Ему было бы понятно, если бы враг хотел разграбить его столицу. Но это…

Маршал-защитник внимательно посмотрел на Ренсаарка, пытаясь понять, были ли его слова подслащенной ложью или честным предложением.

— У тебя есть один день, — сказал Ренсаарк. — И за это время я продемонстрирую тебе, почему ты можешь нам доверять. Это не вторжение, это освобождение. Я это тебе докажу.

Юран смотрел, как сентор в сопровождении своего отряда уезжает, а потом в полном молчании вернулся в замок, пытаясь понять, находится ли он в городе, который ему нужно оборонять, или в тюрьме, где он ожидает смертной казни.

Остаток дня маршал пытался просчитать варианты. Как он может отвернуться от Конкорда сейчас, после десятилетней борьбы за все его блага? Как он может отвернуться от них, когда битва плечом к плечу сделала бы его героем Эстории? Но как он может отказаться от предложения Ренсаарка, зная, что противостояние Царду оросит поля потоками крови его людей? Очень может быть, что сентор лжет. Война может стоять на пороге Атрески вне зависимости от того, какое решение он примет. Возможно, он просто сменит диктат одной империи на власть другой. На Юрана с двух сторон давили люди, давшие почти одинаковые обещания относительно далекого будущего Атрески, так что ему некуда было деваться. Маршал оказался в полном одиночестве. Он проклял свое решение отправить Меган в Эсторр. Сейчас она могла бы помочь ему собраться с мыслями. Возможно, что сейчас Меган плывет прямо в сети нового врага.

За стенами в сгущающихся сумерках город хранил спокойствие. Юран снова открыл все ворота для беженцев и увел большую часть солдат со стен. Когда кавалерия цардитов отъехала, общего призыва к оружию не последовало. Это дало людям какую-то надежду, но под ней таилась неуверенность. Это была пауза. Потому что завтра враг снова появится. Он все равно приближается.

Юран больше ничего не мог сделать. Ему придется ждать, что Ренсаарк исполнит свое обещание, если он намеревается это сделать. Но даже маршал не был готов к тому масштабу, который принял жест доброй воли со стороны Царда.

Его разбудили с первыми лучами рассвета, и маршал-защитник в карете поспешил на стены, слыша, как жители Харога приветственно кричат и скандируют его имя. Никто не желал подсказать ему, каким оказался результат разговора с Ренсаарком. Все считали, что Юран это знает, а он слишком давно занимался политикой, чтобы разубеждать их. Возможно, шум и оживление не имели никакого отношения к цардитам. Возможно, это приближались легионы Конкорда, которые смогут защитить город.

Когда маршал-защитник вышел на балкон, то увидел море пехотинцев и кавалеристов Атрески. С ними был Ренсаарк. И новые отряды продолжали прибывать. При виде Юрана воины разразились восторженными криками. Развевались знамена легионов, в воздух вздымались кулаки. Волна эмоций захватила маршала так, что он с трудом удержал слезу, готовую скатиться по щеке. Он сбежал с балкона, приказал открыть ворота и вышел к своим людям.

— Мы не желаем вам зла, — сказал сентор. — Вот мое доказательство. Присоединяйтесь к нам. Отвоюйте свою независимость.

— Сколько их? — спросил Юран.

— Пехота и всадники Девятой алы, Дикие Копья, и Восьмая ала, Акульи Зубы. Больше шести тысяч мужчин и женщин. Мы сожалеем о каждом, кому пришлось погибнуть у Цинтарита. Но эти возвращены вам целыми и при полном вооружении.

Юран вздрогнул, услышав такое заявление. Заметив это, Ренсаарк кивнул.

— Вам нас не победить, — сказал он. — Это скажет тебе любой из ваших храбрецов. Я ничем не рискую, отдавая их на твое попечение. Пусть кровь жителей Атрески больше не льется ради Конкорда, который неспособен их защитить. Отправь своих людей обратно в дома и селения. Пусть они мирно работают на полях и в мастерских. Провозгласи свою независимость сегодня. Сделай это, маршал. Потому что мы не повернем обратно. Война движется на Конкорд. Пусть она не станет твоей войной.

Юран проснулся, осознав неизбежное, задолго до того, как поднялся с постели. В конечном итоге настоящего выбора у него не было. Юран посмотрел поверх плеча Ренсаарка на своих граждан. Они стояли у ворот. Они были готовы вернуться в свои дома, к своим семьям. С оружием и доспехами.

— Если я это сделаю, мне нужны будут самые твердые заверения твоего короля. На меня начнется охота как за пределами моих границ, так и внутри их. Люди Конкорда будут преследовать меня и всех, кто встанет рядом со мной. И я приглашаю вас без всякой уверенности в том, что вы когда-то захотите уйти.