Торрес прошептала Ардуцию на ухо:

— Что происходит, юнец?

— Оссакер определит места, где линии энергии блокированы, и он устранит преграду, проведя сквозь нее немного своей собственной энергии. Это уберет шрамы в глазах и позволит собственным линиям Антуса замкнуть круг, так что он снова будет видеть.

— Он не будет ничего резать?

— Он даже не сдвинет повязки.

— Сделано, — объявил Оссакер.

— Ничего ты не сделал! — презрительно сказал Антус.

— Не открывай глаза! — приказала Торрес, быстро подходя к нему и кладя ладонь на повязку. — Выключи фонарь, юнец. — Она начала развязывать бинты. Они были обернуты в пару слоев, потом открылись мягкие подушечки, пропитанные бальзамом. Хирург сняла подушечки. Антус ахнул. Его руки поднялись, глаза под веками начали двигаться. — Не открывай. Дай я тебя вытру. — Она стерла небольшое количество выделений, которые склеили ему веки. — Так. А теперь закрой их ладонью. И медленно открой.

— Я вижу свет! — пробормотал Антус, но в его голосе не было радости.

— Интересно, — пробормотала Торрес — Поразительно.

— Вас это не пугает? — спросил Ардуций.

Торрес рассмеялась.

— А с чего мне пугаться? Я — карку. Я родилась среди чудес.

Ардуций снова посмотрел на Антуса. Его глаза были открыты, но он щурился от света даже в полутьме кубрика. Он ощупывал пальцами лицо около глаз.

— Боль вокруг глазниц пройдет, — сказал Оссакер. — Вы должны видеть не хуже, чем раньше.

Антус содрогнулся от позыва к рвоте. Ардуций увидел, что такелажника трясет.

— Убирайтесь! — закричал он. — Никто не может делать такое! Ни один мужчина. Ни одна женщина. Я проклят! Меня коснулись. Это дьявольское зрение!

Торрес подбежала, чтобы не позволить ему выцарапать себе глаза. Ее сильные руки стиснули Антуса, и женщина зашептала успокаивающие слова. Оссакер попятился. Ардуций подхватил его.

— Я помог ему, — проговорил Оссакер дрожащим голосом. — Я помог ему видеть.

— Вам лучше уйти, юнцы, — велела Торрес, крепко держа извивающегося Антуса. — Он передумает. И может, вам тоже стоит передумать. Люди будут сторониться того, чем вы обладаете. Это слишком иное, а люди легко пугаются. Старайтесь по возможности скрывать, кто вы. Эстория не готова принять вас. И возможно, никогда не будет готова. — Она печально улыбнулась. — Мне жаль вас. Я знаю, чем вам хотелось бы стать.

Ардуций провел Оссакера мимо подозрительно глядящих в их сторону матросов. Они вышли на палубу, обходя места гребцов. Вслед им неслись вопли Антуса. Он выкрикивал угрозы в адрес Оссакера, вернувшего ему зрение, и утверждал, что проклят. Сам Оссакер готов был расплакаться, так что Ардуций поспешно отвел его в каюту Миррон и позвал туда Кована и Гориана. Не успел он рассказать им, что произошло, как начались крики.

— Почему они кричат теперь? Теперь, когда мы его вылечили? А не тогда, когда Гориан его искалечил? — спросила Миррон.

— До этого они могли себя обманывать, — объяснил Кован. — Даже то, что сделал Гориан, могло быть случайностью: он выколол ему глаза или сделал что-то подобное. А теперь… теперь все поставлены перед фактом. Он не мог видеть, а теперь может.

Снаружи донесся громкий стук. Кован обнажил меч и отпихнул Восходящих себе за спину. Гориан встал рядом с ним.

— Я не стану колебаться, — сказал он.

Кован взглянул на него.

— А я не стану тебя просить.

— Чем больше добра мы делаем, тем сильнее они нас ненавидят, — прошептал Оссакер.

Он сидел на койке. Ардуций расположился рядом с ним. Миррон встала позади, не зная, куда себя девать.

— Вам следует чаще меня слушать, так ведь? — сказал Гориан. — Прекратите скулить. Не будьте слабаками.

— Ты не слышал ненависти в его голосе, — вновь шепотом произнес Оссакер. — Он считает меня злом.

— Значит, нам придется защищаться от этих неверующих, — заявил Гориан. — Мы можем это сделать. У нас есть сила, какая им и не снилась.

— Нельзя так думать, Гориан, — возразил Ардуций. Он закрыл глаза, услышав слова Гориана, но цеплялся за надежду, что они были произнесены из-за страха, и только. — Просто из-за того, что они не понимают, еще нельзя…

В дверь с силой ударили. Миррон пронзительно закричала. Гориан отскочил назад. Громкий голос женщины перекрыл шум. Патония. Они не могли понять, что происходит. Не слышно было, что именно она говорит, но ответы звучали жестко и гневно. Похоже, что она берет верх. А потом — еще один голос. Издалека, возможно, с верхней палубы. И все замолчали. Восходящие услышали топот бегущих ног и шаги по ступеням трапа.

Все были слишком напуганы, чтобы что-то говорить. Каждый настороженно пытался уловить, что происходит. Восходящие напрягали сознание, пытаясь ощутить какие-то подсказки в линиях, которые проходили в воздухе.

— Приближаются еще жизни, — сказал Гориан.

— Над морем или под ним? У меня не получается определить.

— Над морем. Наверное, еще корабли.

— Что нам делать? — спросил Оссакер.

— Ждать, — ответил Кован. — Патония не собирается нас выдавать, а команда не пойдет на бунт. Против нее — нет. Меня тревожит вопрос, кто к нам приближается. Мне не нравится эта тишина.

— А кто, по-твоему, это может быть?

На палубе началась бешеная деятельность. Судя по звукам, спускали парус. И вскоре они услышали шум, который ни с чем нельзя было спутать: рокот поднимаемых весел.

— Ну, кто бы это ни был, он хочет прийти и поздороваться, — проговорил Оссакер, стараясь, чтобы это получилось бодро. — Как вы думаете, у нас там найдутся друзья?

Даже Гориан рассмеялся.

— Только если дельфины научились ходить под парусом.

Смех вышел слишком громким, так что Кован шикнул на Восходящих. Они слышали незнакомые голоса, доносившиеся издали. Потом глухой удар — спущенные сходни. Снова топот ног. Решительный, мерный. Множества ног. Ардуций почувствовал, как у него по позвоночнику растекается холод, и с ужасом осознал свою полную беспомощность. Ну, не совсем полную…

— Приготовься, — сказал Кован Гориану. — И вы все. Мне очень жаль, если это звучит плохо… Но это может оказаться орден.

— Они нас предали, да? — спросил Ардуций.

— Люди моего отца! — Кован сжал губы.

Шаги приближались. Тяжелые сапоги стучали по доскам. Ручка повернулась, и дверь открылась. Мужчина пригнулся под притолокой. Он был высоким. Очень высоким.

— Так-так-так, — проговорил он. — Новое оружие Конкорда. Ну до чего же удачное совпадение! У меня для вас есть дело.

Ардуций не знал, плакать им или смеяться. Перед ними стоял казначей Джеред.

ГЛАВА 47

848-й Божественный цикл, 1-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Эрин Дел Аглиос сидела во главе длинного овального стола в дворцовом зале совещаний и пристально смотрела в огромное арочное окно. Линия горизонта на холмах над городом пылала яркими сигнальными огнями. Когда пятнадцать дней назад она отдала приказ, чтобы их зажгли, это был самый худший момент в ее жизни. Огни будут гореть до тех пор, пока угроза Конкорду не минует.

Или пока Конкорд не прекратит существование.

Последний раз сигнальные огни зажигали триста лет назад, когда Эстории угрожала смертельная опасность. То, что следующий пришелся на период ее правления, — позор, который никогда не удастся полностью смыть, и это тяжким грузом лежало на душе Эрин Дел Аглиос.

По всему Конкорду, от Дорноса на севере до крошечного Истхейла на юге и Бакира и Тундарры на западе, вид огней вызовет страх, смятение и даже панику. Их появление оповещает о вторжении, а это означает, что граждане Конкорда призваны к оружию.

Во всех уголках страны регулярные легионы уйдут с мест мирной дислокации и направятся в точки сбора. Они пока не будут знать, с чем именно им предстоит столкнуться. Птиц и гонцов посыльной службы с приказами о перемещениях и рассредоточении отправили в тот же день, когда в Эсторре загорелся первый сигнальный огонь. Некоторые, видимо, еще не добрались до мест. На этом этапе Эрин могла только молиться о том, чтобы решения оказались правильными и чтобы приказы были исполнены маршалами, консулами, преторами, эдилами и генералами, на которых ей теперь приходилось полагаться.